Незнакомка | |
---|---|
Жанр | стихотворение |
Автор | Александр Блок |
Язык оригинала | русский |
Дата написания | 1906 |
![]() |
«Незнакомка» («По вечерам над ресторанами») — стихотворение Александра Блока, написанное в апреле 1906 года на основе жизненных впечатлений автора. Включено в стихотворный цикл «Город». Впервые опубликовано в сборнике «Нечаянная радость» (Москва, издательство «Скорпион», 1907) — в разделе «Весеннее».
Поэт-символист Владимир Пяст писал в воспоминаниях, что весной 1906 года жизнь Блока была подчинена особому ритуалу: ежедневно, проснувшись и пообедав, он отправлялся на прогулку по окрестностям Петербурга. Во время скитаний по пригородным дорогам поэт открыл для себя «таинственно-будничные» Озерки с небольшим ресторанчиком. Став с определённого момента завсегдатаем этого заведения, Александр Александрович мог часами сидеть в прокуренном зале за бутылкой красного вина. Литератор Георгий Чулков рассказывал, что Озерки — в то время небольшой дачный посёлок под Петербургом — оказались для Александра Александровича необычайно притягательным местом: он любил там «романтически пропадать», «ища забвение в вине»[1]. В ту пору Блок считал, что ему необходим новый жизненный опыт, связанный с погружением на «грязное дно жизни»[2].
По данным литературоведа Владимира Орлова, озерковский ресторан находился неподалёку от вокзала; у поэта там имелось постоянное место у окна, откуда открывался вид на железнодорожную платформу. Весной 1906 года настроение Блока часто совпадало с состоянием Версилова — героя романа Достоевского «Подросток», — который признавался: «Я люблю иногда от скуки, от ужасной душевной скуки… заходить в разные вот эти клоаки». Впоследствии Александр Александрович пояснял, что придуманная им в Озерках Незнакомка — это «вовсе не просто дама в чёрном платье со страусовыми перьями на шляпе. Это — дьявольский сплав из многих миров, преимущественно синего и лилового»[3].
Момент непосредственного создания «Незнакомки» был зафиксирован поэтом Андреем Белым — по его словам, Блок вернулся домой в полночь, «в мятом своём сюртуке, странно серый»[4]. На вопрос жены о причинах «окаменелости» он ответил: «Да, Люба, [я] пьяный», после чего вынул из карман листок со строчками «По вечерам над ресторанами / Горячий воздух дик и глух». Как отмечал литературовед Константин Мочульский, «они принесли ему славу. Она была куплена дорогой ценой»[5]. Позже Александр Александрович пригласил в Озерки своего товарища — сотрудника символистских изданий Евгения Иванова, чтобы показать, при каких обстоятельствах возникла «Незнакомка»:
![]() | Пошли на озеро, где «скрипят уключины» и «визг женский»... Потом Саша с какой-то нежностью ко мне, как Виргилий к Исследователи выдвигали разные версии, связанные с литературной «генетикой» блоковской Незнакомки. Так, культуролог Николай Анциферов сравнил возникшее в сознании героя видение с грёзами персонажа из гоголевского «Невского проспекта» — художника Пискарёва, который, следуя за поразившей его воображение прекрасной дамой, внезапно попал в «приют разврата». По мнению литературоведа О. А. Кузнецовой, «дышащая духами и туманами» одинокая красавица оказалась близкой «родственницей» героини стихотворения Валерия Брюсова «Прохожей», написанного в 1900 году: «Она прошла и опьянила / Томящим сумраком духов» [6]. Образ таинственной посетительницы ресторана восходит к аристократкам пушкинской поры, считает литературовед Игорь Сухих; при этом Незнакомка облачена в одежды Серебряного века с его струящимися шёлковыми силуэтами, шляпами «с траурными перьями» и вуалью, добавляющей облику загадочности. Не исключено, что когда алкогольный флёр рассеется, героиня превратится в «падшую женщину», постоянную кабацкую гостью, однако персонаж стихотворения не спешит расставаться с мечтой — отсюда вывод: «Ты право, пьяное чудовище! / Я знаю: истина в вине»[7]. О связи с Пушкиным упоминал и Евгений Иванов, рассказывавший, что когда Блок привёл его в озерковский ресторан и показал «свой» столик, то перед другом поэта возникло аналогичное видение: «Чёрное платье, точнее, она, или вернее весь стан её прошёл в окне, как пиковая дама перед Германном»[1]. Андрей Белый полагал, что в стихотворении Блока угадываются отголоски лермонтовского стихотворения «Из-под таинственной холодной полумаски» («И создал я тогда в моем воображенье / По лёгким признакам красавицу мою»), потому что внутреннее родство этих двух поэтов позволяло им обнаруживать совершенные черты «и у астрального видения, и у уличной проститутки; и та, и другая одинаково обманны»[8]. По замечанию Иннокентия Анненского, первое, на что обратил внимание герой стихотворения, — это «узкая рука» Незнакомки. В отличие от Достоевского, для которого был важен «узкий мучительный следок» (Полина, «Игрок»), Блок стремился укрыть своё прекрасное наваждение «от кроличьих глаз»[9]. И «Незнакомка», и ряд других стихотворений Блока, созданных в ту пору, тематически перекликаются с некоторыми произведениями Брюсова, — их объединяет, в частности, образ ночного ресторана. К примеру, брюсовские строки «Пустой громадный зал чуть озарён» соотносятся с блоковским «Я сидел у окна в переполненном зале. / Где-то пели смычки о любви». Обязательными элементами при описании заведений и у того, и у другого являются «золотое вино», скрипка, дымка, туман и хрустальные бокалы[10]. Блоковский герой не стыдится своего состояния: «Я пригвождён к трактирной стойке. / Я пьян давно. Мне всё — равно»[2]; точно так же отрешён от реального мира персонаж Брюсова: «С тихим вальсом, знакомо печальным, / В тёмный парк ускользают мечты» («В ресторане»)[10]. Художественные особенностиИ каждый вечер, в час назначенный Отрывок из стихотворения
Структурно стихотворение (называемое некоторыми исследователями балладой[11]) разделено на три части. Первая, состоящая из шести строф и рассказывающая о повседневной жизни в пригороде с его скукой, плачем детей, вальяжными прогулками «испытанных остряков», шумом и суетой железнодорожных платформ, даёт представление о реальном существовании рядового дачного посёлка начала XX века. Вторая часть, также представленная шестью строфами, уносит героя и читателей в иллюзорный мир, возникающий в сознании наблюдающего за движением жизни поэта. В его хмельном воображении возникает образ изысканной, утончённой дамы, которая внезапно появляется в привокзальном заведении. Наконец, в финальной, тринадцатой строфе явь и мираж соединяются[7]. Константин Мочульский, анализируя стихотворение, обратил внимание на его музыкальность: так, первое — ещё в окне — появление героини благодаря шипящим (ж, ч, ш) создаёт впечатление осторожного шуршания, сопровождающего шаги Незнакомки: «… Девичий стан, шелками схваченный, / В туманном движется окне». А в следующей строфе интонацию задаёт уже рокочущий «р»: «И веют древними поверьями / Её упругие шелка» — и этот звук условной трубы перекрывает шум железной дороги и визг уключин на озере[5]. ОтзывыОтзывы и рецензии на «Незнакомку» поступали в основном от людей из окружения поэта. Так, литератор Модест Гофман отмечал, что атмосфера ресторана, описанная в традициях фантастического реализма, напоминает обстановку таких произведений Достоевского, как «Идиот» и «Подросток». Иннокентий Анненский, с одной стороны, указывал на абсурдность и вульгарность воссозданного Блоком пригородного мира с его шлагбаумами, канавами, женским визгом и скрипом уключин на озере; с другой — признавал: «А между тем так ведь и нужно, чтобы вы почувствовали приближение божества». Почти о том же самом писал в своей рецензии и беллетрист Александр Измайлов, для которого загадочность стихотворения была связана с неожиданным сочетанием «неземного с пошлым и грёзы с обыденщиной»[6]. По мнению литературоведа Виктора Жирмунского, история про нетрезвого поэта, к которому является Незнакомка, близка к сюжетам новелл Гофмана и Эдгара По, — у их героев по «мере нарастающего опьянения» точно так же «разрушаются обычные грани дневного сознания»[11]. Критик-эстет Николай Абрамович обнаружил в стихотворении гоголевский мистицизм, при котором в пустоту и скуку повседневности вдруг «врывается нежное созерцание» поэта[6]. Георгий Чулков, защищая Блока и его «Незнакомку» от нападок тех, кто не понял эфемерности её образа, писал:
|