Владимир Петрович Мещерский | |
---|---|
Дата рождения | 14 (26) января 1839 |
Место рождения | |
Дата смерти | 10 (23) июля 1914[1] (75 лет) |
Место смерти | Царское Село |
Гражданство (подданство) | |
Род деятельности | журналист, писатель, публицист, романист |
Язык произведений | русский |
Награды | |
Медиафайлы на Викискладе |
Князь Влади́мир Петро́вич Меще́рский (14 (26) января 1839, Санкт-Петербург — 10 (23) июля 1914, Царское Село) — русский писатель и публицист крайне правых взглядов, издатель-редактор журнала (с 1 октября 1887 года — газеты) «Гражданин». Действительный статский советник в звании камергера.
Представитель княжеского рода Мещерских. Внук Н. М. Карамзина, за что получал специальную прибавку к жалованью: Карамзин был государственным историографом, и двор платил его семье пенсию. Родители Мещерского, Пётр Иванович и Екатерина Николаевна, принадлежали к ближайшему окружению Пушкина, его бабушкой была С. С. Мещерская, переводившая с французского.
Родился в Петербурге, крещен 4 февраля в церкви Св. Великомученика Пантелеймона при восприемстве С. С. Кушникова и бабушки Е. А. Карамзиной[3]. Окончил Императорское училище правоведения (1857). В службу В. П. Мещерский вступил 11 мая 1857 года. С 1861 года — в звании камер-юнкера; с 1872 года — в звании камергера.
В молодости, как чиновник особых поручений министерства внутренних дел, много ездил по России. Свои поездки он описывал в письмах великому князю Александру Александровичу (позже Александр III), а также в путевых очерках: «Очерки нынешней общественной жизни в России» (СПб., 1868).
Мещерский получил наибольшую известность как влиятельный консервативный публицист и консультант правительства (сперва Александра III, затем, после кратковременной опалы, — Николая II), прославившийся своим предложением «поставить точку» реформам Александра II.
Газета «Гражданин», которую он издавал, пользовалась субсидиями правительства. Генерал А. А. Мосолов, бывший начальником канцелярии Министерства Императорского Двора (1900—1916), свидетельствовал в своих воспоминаниях, что Мещерский получал ежегодную субсидию из десятимиллионного фонда; также писал о нём: «За время своей службы при дворе, я не помню ни одного случая, когда бы Мещерский не добился от государя испрашиваемой им для кого-нибудь милости. Он писал непосредственно его величеству, и у меня перебывало в руках немало писем, писанных убийственным почерком князя с неизменною резолюциею императора: „Исполнить“.»[4] Некоторое время с ним сотрудничал писатель Ф. М. Достоевский, бывший ранее, с 1 января 1873 года редактором-издателем еженедельника. С 10 июля 1873 года — действительный статский советник.
Репутация Мещерского, одиозная среди либералов и левых, была не лучшей и в кругах консерваторов, многие из которых стремились отмежеваться от него. Это было связано не только с деятельностью Мещерского как «серого кардинала» правительства, но и со скандальными историями, которые возникали в связи с предпологаемой гомосексуальной ориентацией князя (журнал "Риск - Альманах современной российской гей-культуры" [5]). Ниже приведена характеристика, данная историком Николаем Троицким в 2000 году. Соглашаясь с оценками В.И. Ленина, Троицкий крайне отрицательно относится к царствованию императора Александра III и к его окружению не стесняясь в резкости выражений. [6]:
Еще более одиозной была репутация другого трубадура реакции 80-90-х годов — князя Владимира Петровича Мещерского. Сей господин, прославлявший национальную потребность в розгах («как нужна соль русскому человеку, так ему нужны розги»[7]), «презренный представитель заднего крыльца»[8], «негодяй, наглец, человек без совести»[9], к тому же ещё «трижды обличенный в мужеложстве»[10], был личным другом Александра III. Его журнал «Гражданин» субсидировался царем и считался поэтому в осведомленных кругах «царским органом», «настольной книгой царей»[11]. И. С. Тургенев писал о нём в 1872 году, то есть ещё тогда, когда «Гражданин» не был столь реакционен, как в 80-е годы: «Это, без сомнения, самый зловонный журналец из всех ныне на Руси выходящих»[12].
Цитируя обвинения Мещерского в гомосексуализме Троицкий ссылается на дневник Половцова[10] . Сам Половцов ссылается в дневнике на рассказы Игнатьева и Ванновского, в тоже время характеризуя их как людей не вполне честных [13]. Перед своей смертью, в 1913—1914 годах, занимал наивысшее положение среди всех действительных статских советников по старшинству пожалования в чин. Умер от крупозного воспаления легких в июле 1914 года, похоронен в Александро-Невской Лавре[14].
Успехом пользовались по преимуществу его сатирические романы из великосветской жизни, изданные иногда под инициалами «К. В. М.»: «Женщины из петербургского большого света», «Один из наших Бисмарков», «Лорд Апостол в петербургском большом свете», «Хочу быть русской», «Тайны современного Петербурга», «Ужасная женщина», «Реалисты большого света», «Князь Нони», «Граф Обезьянинов», «Ужасная ночь» и др. Князь Мещерский, его журнал и сочинения неоднократно иронически упоминаются в ранних юморесках А. П. Чехова.
Мещерскому принадлежат также: "Речи консерватора" (1876), «В улику времени» (1879) и др. При жизни были изданы его «Воспоминания»[15] в 3-х частях (Санкт-Петербург, 1897—1912), описывающие некоторые события политической и светской жизни 1880—1890-х гг.
В журнале "Риск - Альманах современной российской гей-культуры" за 1998 год утверждают, что неприличная история произошла между Мещерским и графом Келлером вокруг молодого трубача из подчиненного графу лейб-стрелкового батальона столичного гарнизона. Князь добился отставки военачальника, препятствовавшего ему видеться с любовником. Но позднее проведенное расследование подтвердило правоту графа Келлера, а слухи о деле быстро распространились по Петербургу[16].
Мещерский, описывая эту историю в письме Александру III от 20 июня 1887 года, возлагает вину на батальонного адъютанта Давида Озерова, который сказал музыканту Рубину «Я слышал, что твой отец пролез к Государю с прошением и что тебя в придворный оркестр берут… Ну, а я тебе скажу вот что: этому не быть. Твой отец вздумал со мною бороться, хорошо, посмотрим, кто кого поборет.. лучше кончить все эти интриги, пускай твой отец примирится со мною". Мещерский остановил Рубина-старшего, собиравшегося «ехать в Петергоф просить милости и защиты», и сам отправился к Рихтеру — которому и рассказал всю историю. «Рихтер обещал немедленно вытребовать Рубина в придворный оркестр. Своё слово Рихтер сдержал". Первоначальная интрига заключалась в переводе унтер-офицера Николая Рубина из хора музыки (музыкантской команды) лейб-гвардии 4-го стрелкового Императорской фамилии батальона в придворный оркестр по всеподданнейшему ходатайству его отца, унтер-офицера Алексея Рубина. Решение об этом было принято в начале лета, однако командующий Императорской Главной квартирой генерал Оттон Борисович Рихтер, «чтоб не расстраивать стрелкового хора», решил отложить перевод до августа. [13]
Мещерский полагал, что сделал доброе дело. Как напишет он позже в письме Победоносцеву — «одно из немногих моих вполне добрых дел, дело, на которое я испрашивал Божью помощь, дело обращения человека из погибавшего в честного и даровитого»[13]. Мещерский пишет, что мог бы оправдаться, но для этого потребовалось бы «погубить другого, чтобы себя оправдать»[17], Намёк на Давида Озерова прозвучал здесь достаточно явно . Давид Озеров был сыном самой близкой подруги родной сестры Мещерского - Екатерины Петровны. Отец Владимира Петровича Мещерского умирая оставил Александра Озерова - деда Давида Озерова, вместо себя своим детям [13].. Примечательна дневниковая запись адмирала И. А. Шестакова: «Половцов уверяет, что история с кн. Мещерским и горнистом стрелкового батальона чистая выдумка"
Владимир Сергеевич Соловьёв именовал его «Содома князь и гражданин Гоморры», прозрачные намёки на это появлялись во французских и русских газетах. Отношение философа к издаваемому Мещерскому журналу «Гражданин» патриотичесого направления было резко негативное. Любовником князя (по другим данным — незаконным братом) был правительственный агент и авантюрист Иван Манасевич-Мануйлов, затем в связи с Мещерским находился покровительствуемый им журналист Иосиф Колышко. В журнале "Риск - Альманах современной российской гей-культуры", на основе анонимной записки, приписываемой архиву Островского [16] написано «Употребляет молодых людей, актеров и юнкеров и за это им протежирует. В числе его любовников называют Аполлонского и Корвин-Круковского. Юнкеров и молодых людей ему сводничают К.Ив. Чехович и Депари. Для определения достойна задниц его жертв, у него заведен биллиард».
С. Ю. Витте в своих воспоминаниях указывает: «Наиболее любимый молодой человек Мещерского — Бурдуков, отставной корнет, не имеющий никакого образования и воспитания, состоит камергером двора его величества, чиновником особых поручений при министре внутренних дел, получает усиленное содержание. И даже, кажется, на случай смерти Мещерского, когда он, Бурдуков, останется без протекции, ему заранее определена пенсия, сравнительно в большом размере, если только Бурдуков покинет службу».
Николай Фёдорович Бурдуков (с 1911 года — действительный статский советник, состоящий при министре внутренних дел)[18] проживал в доме Мещерского по Спасской улице, 27. После кончины Мещерского Н. Ф. Бурдуков по завещанию стал его наследником и получил в собственность оба дома, которыми владел князь — на Спасской и в Гродненском переулке, дом 6[19]. В. П. Мещерский и Н. Ф. Бурдуков внесли денежные средства за место в Исидоровской церкви Александро-Невской лавры: «29 декабря 1907 г. За предоставление одного двухъярусного могильного места в Исидоровской церкви князю Владимиру Петровичу Мещерскому и Николаю Федоровичу Бурдукову 1000 руб.»[20]
Современная исследовательница Н. В. Черникова на архивном материале пыталась доказать, что слухи о мужеложстве князя В. П. Мещерского не более, чем сплетня[13]. История с Рубиным стала не просто основой сплетни о предполагаемом гомосексуализме Мещерского. Эта история оказалась и единственным событием, питавшим эту сплетню на протяжении десятилетий. С 1887 года ни одного конкретного эпизода в вину князю поставлено не было. Догадки об особых отношениях Мещерского с протежируемыми им молодыми людьми ничем не подкреплялись. Порочащие Мещерского слухи были взяты на вооружение политическими противниками князя, при этом недавнее происхождение слухов такого рода забылось и подтверждением их истинности служила их якобы «общеизвестность». Отсутствие сведений подогревало воображение, заставляя додумывать недостающие части картины и на основании этих додуманных «фактов» строить обвинения.[13]